Главная » 2011 » Март » 16 » Мне уже был 41 год, я женился, и мы с твоей бабушкой Людой жили в этом самом доме.
12:45 Мне уже был 41 год, я женился, и мы с твоей бабушкой Людой жили в этом самом доме. | |
| Мне уже был 41 год, я женился, и мы с твоей бабушкой Людой жили в этом самом доме.На портале "Православная книга России" завершился конкурс "Семейное предание". Хочется поделиться с Вами рассказами-победителями. Ивлева Таисия КРАСКИ С ФРОНТА Был тихий зимний вечер. От настольной лампы исходил неяркий свет, и комната находилась в уютном полумраке. У окна стояло большое старое кресло, а в нем сидел, задумавшись, седой старик. Его усталый взор был устремлен в темное небо. Вдруг в комнату вбежал белокурый мальчишка лет семи и еще с порога закричал: – Дедушка, деда! Я пришел! Старик обернулся, и его лицо просветлело. – Пришел, Сашенька, внучок любимый! Метель не замела тебя? – Нет, деда, нет! Я уже вырос! А погода отличная! Жаль, захворал ты, а то бы мы с тобой на санках покатались! Дед улыбнулся. Он был счастлив, что у него такой добрый, отзывчивый и ласковый внук. Старик посмотрел на Сашу и сказал: – Ну, ничего, миленький, скоро, авось, и поправится твой дед. Пока давай что-нибудь тебе расскажу, а? – Да, да, деда, давай! – обрадовался внук. Дедушка задумался... – Ну, что, внучек, рассказать бы тебе? – Про краски, дедушка, про краски! – Опять про краски? – удивился старик. Эту историю маленький Сашенька особенно любил. Тем более, что случилась она с самим дедом Толей, еще в войну, а затем эхом отдалась и в мирное время. Анатолий Данилович, который рассказывал эту историю уже много раз, попытался, было, отказаться от грустного повествования, но, увидев, что на глаза внука наворачиваются слезы, сказал: – Ну не плачь, не плачь, расскажу. Садись поудобнее и слушай внимательно, да не перебивай… Когда я был маленький, очень любил рисовать, но у родителей было мало денег, да и нас, детей, было трое, и мне не могли купить краски. А я так о них мечтал! Мечтал стать художником, но у меня не было даже карандашей. Одно время я рисовал углем на бумаге, но родители часто говорили: «Бумага дорого стоит, нечего изводить ее понапрасну», тем самым, как мне казалось, лишая меня самого большого удовольствия в жизни – рисования. Я много плакал, обижался и считал большой несправедливостью то, что моя младшая сестренка Леля любила шить, и ей разрешали, брат Юра любил читать, и ему брали книги из библиотеки (сам он не мог ходить, потому что был инвалидом с детства). А я любил рисовать! Понемногу я успокоился и даже, похоже, смирился, но в глубине души все же мечтал о красках. Внезапно пришел другой, страшный повод для слез и печали – началась война. Та самая ужасная война, унесшая жизни многих близких мне людей… Мне было всего семь лет, когда папу забрали на фронт. Плакали все. Пятилетняя Леля рыдала в углу, прижав к себе старого мишку, и что-то причитала ему в его плюшевое, мокрое от ее слез, ухо. Мама от ужаса, охватившего ее, плакать больше не могла. Больше всех переживал семнадцатилетний Юра: его не могли взять на фронт, да и помощи матери от него не могло быть. Когда провожали отца, он прижал меня к себе, поцеловал и тихо шепнул: – Не переживай. Держись, сын, не расстраивай маму, а краски я тебе привезу, настоящие! И он уехал. Прошло лето, за ним осень. Наступила зима. Зима, принесшая голод и новые страхи. Фашисты еще не дошли до нас, но отголоски приближения линии фронта все чаще пугали своими громовыми раскатами. И вот в одну страшную ночь прогремел взрыв. Затем еще один, и еще... Поднялась суматоха, отовсюду слышались крики, стоны, визг… Взрывы раздавались то тут, то там. Не помню, как мы добрались до бомбоубежища, где просидели, испуганные и страшно усталые, до утра. А когда нам разрешили выйти, то всех охватил еще больший ужас. Мы не узнали своего родного любимого города. Все было разрушено: дома, магазины, школа. Чудом уцелела только маленькая почта, стоявшая чуть поодаль от нашего дома. А была холодная зима! Теплой одежды у нас не было, мы не успели ничего взять с собой. Не было и еды. Мы замерзли и проголодались. Спустя какое-то время нас с мамой и Лелей посадили в грузовик и повезли в какой-то старый полуразрушенный пансионат. А Юру увезли в другой город, где было не так опасно. Прожив в пансионате в страхе и впроголодь две недели, мы получили известие с фронта. Приезда почтальона все ждали и боялись. Выйдя в длинный коридор, все прислушивались к фамилиям, которые он выкрикивал охрипшим голосом. Мама, услышав нашу фамилию, замерла. Почтальон медленно протягивал ей письмо, сложенное треугольником и перевязанное черной ленточкой. Мама поняла все без слов: черная лента означала плохую весть. Наконец она дрожащей рукой развернула листок, и вот что там было написано: «Уважаемая Екатерина Ивановна Малинина! Ваш муж, Даниил Сергеевич Малинин, сражаясь за свободу нашей Родины с фашистским захватчиком, погиб в ожесточенном бою. Посмертно награжден орденом за отвагу, поистине может считаться героем. Выражаем Вам искреннее соболезнование. Его личные вещи Вам будут переданы…» Мама не дочитала письмо. Ее глаза были полны слез. Нашему горю не было конца. Я не мог ничего понять: как так – папы больше нет. Нет отца, которого я так сильно любил… В этот же вечер нам сказали собираться в эвакуацию. Немцы подошли слишком близко, и нас увозили в другой город, на поезде. Но, как говорят, горе не приходит одно. Пришло и другое. Ночью наш поезд стали бомбить. Началась паника, люди, переступая через вещи, стали выбрасываться из вагонов. Наш вагон был шестнадцатым. Где-то совсем рядом прогремел взрыв, вагон качнуло. Послышались крики: – Остановите поезд! 14-й вагон горит! – Отцепите вагоны! Все погибнут! – 14-й горит! – 15-й загорелся! – Отцепите вагон! Быстрее, быстрее! – Я смутно помню, что было потом. Помню, что мы почему-то легли на пол. Помню, что вагон медленно поехал назад, и в голове у меня перемешалось все. Больше я не помнил ничего. Я потерял сознание. Когда ж очнулся, то уже был не в поезде, а лежал на кровати, под теплым одеялом. Рядом сидела мама и как-то очень грустно смотрела на меня. Раньше я ее такой никогда не видел. Она была как будто бы вся из воска и безрадостно улыбалась мне одними губами. – Мамочка, вагон потушили? Где мы? – Мама молчала, смотря куда-то через меня. – Мама, да ответь же мне! Мамуля! Вагон потушили? – Сынок, уже прошла неделя с тех пор, как вагон потушили, а теперь мы в госпитале. – Мама, а где же Леля? Тут ее лицо исказилось, потемнело и стало похоже на лицо маленькой несчастной старушки. Она тихо прошептала: «У Боженьки!» Шел 1943-й год, и мне уже исполнилось девять лет. Я стал большим. Я понял, что долго был без сознания, что тогда, в поезде, погибла Леля… Моя любимая сестричка Леля! Мы были неразлучны с ней, но теперь ее не было рядом, и я тосковал. Часто думал, почему же лишний раз не радовал сестренку, почему не всегда играл с ней, когда она меня звала, но теперь было уже все поздно. Война разлучила нас, разлучила навсегда, и ничего уже не вернешь. Когда я поправился, мы поехали дальше, туда, где война не так бушевала. Прошло еще два долгих года. И однажды весной, когда мы стояли с мамой на улице, по единственному в округе радио на всю мощь прогремела долгожданная новость о победе, о нашей победе над немецким захватчиком! В воздухе зазвенело, сливаясь в гул, громкое «Ура!» И его эхо как будто огласило всю Россию! Повсюду гремели выстрелы, но не те зловещие и страшные, что отняли у меня дорогого отца, любимую сестру и старшего брата (Юра не дожил до победы и умер от тяжелой болезни, постигшей его во время эвакуации). Эти выстрелы были радостные, и уходили они куда-то далеко-далеко в небо! Туда, где вечная память воинам, защищавшим нас и нашу Родину от врагов! Это был большой праздник со слезами на глазах! Люди радовались победе и плакали по погибшим. Мы с мамой праздновали победу вдвоем, и тоже тихо плакали. С того дня прошло тридцать лет. Мне уже был 41 год, я женился, и мы с твоей бабушкой Людой жили в этом самом доме. Как-то мы сидели за столом и пили чай. Вдруг в дверь позвонили, бабушка пошла открывать. – Толя, тебе бандероль! Я удивился, потому что посылок ни от кого не ждал. На пороге стоял почтальон и, улыбаясь, протягивал мне маленькую коробочку, перевязанную потрепанной ленточкой, которая, похоже, когда-то очень давно была красной. Он спросил: – Вы ведь Толя Малинин? Еле вас нашли. – Анатолий Данилович, вообще то. А в чем, собственно, дело? – Значит, все правильно! Это вам! Я взял коробочку, развязал ленту, открыл крышку и... ахнул! Это были краски! Самые настоящие краски! Мечта моего далекого детства! Я бережно открыл их и прочитал записку, лежавшую внутри. «Дорогой мой сынок, Толенька! С восьмилетием тебя! Видишь, я обещал тебе подарить настоящие краски, и подарил! Будь настоящим мужчиной! Целую своего любимого мальчика!» А внизу стояла подпись: «Папа»… Я заплакал. Такого я никак не ждал! Прошло 33 года с моего восьмилетия, подарок пришел ко мне так поздно! Эти краски с фронта, которые я буду беречь всю свою жизнь, подарок моего погибшего отца... Ну вот и все, Сашенька, я рассказал тебе про краски. – Деда, а дай мне на них посмотреть! – попросил мальчик. Старик достал внуку краски. Тот долго их рассматривал, а потом прижал к себе и привалился к дедушкиному плечу. Через несколько минут Саша заснул. – Ну спи, спи, дитятко, спи, родной, – прошептал старик. Поцеловав внука, он бережно взял его на руки и положил на кровать. – Пусть у тебя все будет хорошо! И не будет в твоей жизни войны… Ульяна Воронина Мир не без добрых людей или дорога длиною в год (Невыдуманная история) Дверной звонок проморзил букву «ю» - ю-ли-а-на. Значит, пришла моя одноклассница. Ее папа научил азбуке Морзе, а она меня. Теперь мы пользуемся тайными сигналами. Я открыла дверь, Юля вошла в комнату растрепанная, красная, на глазах слезы, на щеках тушь размазанная. Но все равно красивая. - Юль, ты что плачешь? - С родителями поругалась, потому что они не хотят купить мне телефон - раскладушку, а вот сестре купили. Я решила Юльку утешить и развеселить. Но тут нас позвала с кухни мама: «Девчонки, помогите-ка мне пирожки стряпать. Да руки не забудьте помыть». Вскоре пирожки были готовы, они горками лежали в двух больших вазах, горячий чай был ароматным и сладким. Подружка быстро забыла о своих проблемах. -А по какому поводу у нас праздник? – вдруг заинтересовалась любопытная Юлька. -Это длинная история. Если хотите, то я расскажу. Только она совсем невеселая. Мы дружно закивали головами. -Тем более что на улице метель, в такую погоду не до прогулок, да и пирожков еще много, буду рассказывать, пока вы все не съедите. Мама отодвинула свою чашку и начала рассказ. «Судьба одного человека, целой семьи неразрывно связана с судьбой Родины, страны, в которой живут люди. Было это почти сто лет назад, в 1917 году. В небольшой деревне Егорята (это в ста километрах от Уржума) жила семья Кузнецовых. Были они очень бедны. В хозяйстве только одна козочка, а детей в семье пятеро: Настя, Тимофей, Ефим, Татьяна и совсем маленькая Люба. Родители старательно работали на своем клочке земли. По вечерам отец еще и сапожничал, руки у него были умелые да неленивые. В стране революция, голод, разруха, да еще неурожайный год, потому что все лето стояла жара, не было дождей, поэтому собрали мало картошки, овощей и зерна. Нечем кормить детей, молока, что дает козочка, хватало, чтобы подлить в супчики да накормить маленькую Любу, которой было всего несколько месяцев. Что делать? И тогда отец решил, что надо постараться спасти хоть часть детей из пятерых, иначе вся семья умрет от голода долгой холодной зимой. Ночью старшие дети слышали, что отец что-то тихонько говорит, а мать плачет. Наступило утро. В доме тепло, а на улице свирепая метель, прямо как сегодня. Мать разбудила детишек, накормила картошкой в мундирах, налила по кружечке молока, наполовину разведенного водой. Поели, вышли из-за стола, и отец велел одеваться Тимофею, которому было двенадцать лет, восьмилетнему Ефиму и Татьянке, девочке шести лет. У дома уже стояла запряженная в сани лошадка, которую отец одолжил у соседа. Усадили детей в сани. Мать с крошечной Любой на руках и старшая дочка Настя стояли на крыльце, провожая отъезжающих. Взмахнув кнутом, Семен Андреевич, отец ребятишек, погнал лошаденку. Валил снег, сани легко скользили, дети дремали, сидя на соломе, крепко прижавшись друг к другу. Очень долго ехали, в каких-то селах останавливались, чтобы накормить и напоить лошадку да обогреть детей. Вот уже проехали сто километров от родного дома. Невдалеке едва светились огоньки в домиках какой-то деревушки. И тут отец остановил лошадь, велел детям вылезать из саней. Тимофей, Ефим и Татьяна, замерзшие и голодные, ни о чем не догадываясь, встали на дорогу, а отец родной сказал им: «Дети мои, простите меня, я не могу вас прокормить. Идите по деревням, просите милостыню. Бог с вами! Мир не без добрых людей». Голос его дрожал, по щекам катились слезы. Ребятишки онемели от неожиданности, а отец развернул лошадку, понукнул ее и поехал назад, даже не оглянувшись. Трудно представить, что было в душе этого человека, решившегося на такой отчаянный поступок. Опомнившись, Тимофей, Ефим и Танечка пошли в деревню, которая виднелась невдалеке. Уже светила луна, под ногами хрустел снег, и очень хотелось есть и пить. Взявшись за руки, чтобы не потерять друг друга, дети подошли к селу. Лаяли собаки, приятно тянуло дымком. Стукнули в окошко маленькой избушки, вышел бородатый мужик. Маленькие путешественники попросились ночевать. Их пустили, дали по кусочку хлеба и воды. Устроившись в уголочке на полу, ребятишки быстро уснули. А утром вышли на улицу и поодиночке стали побираться. Больше всего кусочков хлеба и вареных в мундире картофелин насобирала шестилетняя Таня. Она просила, кланяясь и приговаривая: «Подайте, Христа ради, на пропитание. Отец нас высадил в чистом поле и уехал домой, а нам негде жить, нечего есть и пить». Видя маленькую красивую девочку, люди подавали ей, кто что мог. Так началась их трудная жизнь. Вечером дети встречались, ели собранные кусочки, а потом направлялись в следующее село искать там ночлег. Так и шли все дальше и дальше по стране. Часто они думали, как правильно сказал им отец, что мир не без добрых людей. И бог детей хранил, никто их не обижал: ни зверь, ни человек». Мама задумалась. В комнате стало совсем тихо, только слышно, как за окном воет вьюга, стучат ветви дерева в стекло. Мама вздохнула и продолжала. «В одном из сел Тимофея приютил сапожник и оставил смышленого мальчишку жить у себя. Так он стал подмастерьем. Мальчик делал дратву, помогал шить обувь из кожи и катал валенки. А Ефим и Таня пошли дальше. С Тимофеем им было как-то спокойнее. Он был старше, опытнее. А теперь они остались совсем одни в большом, страшном мире. Зима была суровой. Дети могли простудиться, заболеть и умереть. Ведь никому не было дела до двух несчастных бездомных малышей. Однажды они совсем обессилели, идя из села в село. Еды не было. Ветхая одежонка совсем истрепалась, не грела. Когда дети с огромным трудом прошли чуть меньше половины пути, Таня села под огромную сосну, стоявшую около дороги, и сказала: - Ефимушка, давай отдохнём. - Только немного, а то ещё уснём, тогда и замерзнем. – Брат сел рядом с сестренкой. Им казалось, что они не могут сделать и шага. Если бы у Ефима и Тани была хотя бы маленькая краюшка хлеба, они бы немного подкрепились и пошли дальше. Резко усилился ветер, засыпая снегом двух малышей. Деревья сердито качали голыми ветками, как бы прогоняя ребят. Метель пела заунывную колыбельную, убаюкивая путников. Холод забирался под жалкие лохмотья. Глаза слипались, ребятишки начинали дремать. Дорога была пустынной, вечерело. И мог бы оказаться этот их сон последним. Но тут послышался скрип саней и цокот копыт. У детей не было сил пошевелиться, когда рядом с ними остановилась лошадь. Запахло сеном и конским потом. Из саней выбралась женщина. Рассмотрев странный сугроб у дороги, она вскрикнула: «Боже мой! Да это же дети!» Подхватила ребятишек, посадила их в сани, закутала в старый тулуп и, ни о чем не спрашивая, повезла в деревню. Весело звенел колокольчик, вплетаясь в детские сны напоминанием о родном далеком доме. Разбудил детей лай собак. Сани въезжали в большой, крытый навесом крестьянский двор. Торопливо женщина велела кому-то истопить баню. Сама на руках унесла туда ослабевших малышей, раздела их, а ветхую одежонку бросила в печку. Дети испугались, заплакали, запричитали: «Что будем носить? В чем же мы будем ходить?» Сердобольная женщина сам вымыла детей, попарила их веничком, надела на них новую чистую одежду, на руках принесла в дом. На столе стоял самовар, вкусно пахло хлебом, картошкой и мясом. Посадила детей за стол, поставила перед ними еду. Но детишки боялись к ней прикоснуться. Потом начали неторопливо есть, а от предложенного хлеба оставили по кусочку впрок, чтобы подкрепиться завтра. Но женщина не велела им беспокоиться о завтраке. Спали дети на горячей печке, впервые за долгое время чистые и сытые. Утром хозяйка расспросила ребятишек, откуда они. Услышав грустный рассказ, оставила малышей на неделю у себя пожить, набраться сил. Дети помогали ей по хозяйству: убирали в избе, таскали дрова, кормили лошадку. Но пришло время идти детям дальше. Небогато жила добрая женщина, не могла прокормить несчастных ребятишек. Всю жизнь мой дедушка помнил о ней. Не знал ее имени, не знал названия села, забыл, как она выглядела. Но каждый раз вспоминал ее, глядя на икону Божьей Матери. Он помнил, что жив только благодаря доброте этой простой женщины и всех тех, кто пожалел двух малышей, скитавшихся от дома к дому. Дедушка часто рассказывал мне эту историю. И я поняла: он хотел, чтобы я запомнила, что мир не без добрых людей, и я, и мои дети живем на земле тоже благодаря доброму поступку, милосердию той женщины, имени которой дети даже не спросили». Мама задумалась. - А что же было дальше?- не утерпела Юлька. « Скитания продолжались. Снова шли по родной земле, снова просили кусочки, снова встречали хороших людей и убеждались, что мир не без добрых людей. К весне дети дошли до Волги. Сели на берегу, а по реке двигался пароход, да как свистнул! Ефим и Таня так и повалились назад от испуга. Летом было жить легче. Ели ягоды, коренья, щавель, полевой чеснок. Люди подавали хлеб. Прошло лето. Снова наступила осень. Брат с сестрой ходили по полям, собирали колоски, зернышки, складывали в сумочку, мечтая вернуться домой и принести подарок родителям, о которых очень скучали и беспокоились. Дети верили, что родители их любят и ждут. Наконец отправились в обратный путь, нашли старшего брата Тимофея, который так и жил у сапожника. Добрый мужик разрешил ему из обрезков кожи сшить брату с сестрой обувь. Теперь уже втроем дети стали искать дорогу домой, в деревню Егорята. Вернулись, да еще принесли с собой немного зерна, что насобирали на убранных полях или получили в награду за работу. Дома их ждали, мечтали увидеть живыми. Отец поседел от горя. Мать прижимала к себе детей, и слезы безостановочно текли по ее измученному лицу. Приятно пахло родным домом. Так закончилась дорога длиною в год. Прошли годы. Началась Великая Отечественная война. Пошли братья защищать Родину, Родину, в которой так много добрых и отзывчивых людей. Тимофей пал смертью храбрых под Москвой. Но живут его сыновья и внуки. Татьяна прожила долгую и трудную жизнь, воспитала двух дочерей и четырех внуков. И не было на свете человека добрее тети Тани. Будучи уже дедушкой, Ефим Семенович часто рассказывал детям и внукам о своих скитаниях, он не мог без слез говорить о той женщине, которая нашла детей, замерзающих у дороги, и помогла им выжить. Память о ее доброте жила в его сердце, а теперь и в наших сердцах. Перед смертью дедушка сказал мне: «Пути Господни неисповедимы. Я не родился богатым и знатным. Но зато я никогда и не мечтал о золоте и власти, потому что с детства ценил вещи куда более важные. Я не жалею, что так сложилась моя судьба. Я вырастил детей, защищал Родину. Этот год, что мы жили, полагаясь на милость людей, очень многому меня научил: любить людей, помогать несчастным. Мне раскрылась душа нашего народа. Этот год закалил мой дух, научил радоваться каждому дню, надеяться на лучшее, преодолевать трудности без нытья и жалоб, помог выстоять в годы войны. А самое главное – быть всегда в пути, даже если ты сидишь дома». Мама закончила свой рассказ. Мы с Юлькой сидели потрясенные. Пирожки остались недоеденными. - Мама, а почему сегодня ты вспомнила об этом? – вдруг спросила я. - Потому что история эта произошла в зимний день, день первой сильной вьюги, как сегодня. Мы помолчали. Послушали завывание ветра за окном. - Я пойду домой,- неожиданно поднялась подружка. -Ты же собиралась у нас остаться подольше? – спросила мама. -Какая я глупая! Рассердилась на родителей из-за какого-то телефона. Она немного помолчала. Вытерла ладошкой мокрые глаза. - Теперь я на все в жизни буду смотреть глазами дедушки Ефима Семеновича. Спасибо, что рассказали мне о вашей семейной беде. -Значит, поступок этой женщины и тебе помог,- заметила мама и как будто про себя добавила: «Доброта людская вечна…» Другие рассказы, участвовавшие в конкурсе, можно прочесть здесь | |
|
| |
| Всего комментариев: 0 | |